Евгений Добровинский, дизайнер, профессор каллиграфии (Москва), должен был покинуть Календы до окончания пленера. Поэтому беседа с ним стала одной из первых. Работа Добровинского уже была готова, а коллеги-художники все ее трудились над своими объектами в рамках проекта «Траектория» - в календах, Байдарской долине. Крыме, в творческой резиденции «КалендАрт».
О пленэрах, преподавании, перспективах говорили сначала в импровизированной мастерской на свежем воздухе, затем – в стенах коттедж, коньяк смакуя вместе, с художником Александром Другановым. В открытые окна (а за ними – простор) вливались запахи свежей сосновой смолы, чабреца, цветущей глицинии, и чаша голубых гор, обнимающих Байдарскую долину, постепенно растворялась в прозрачных сумерках…
- Как называется ваша работа?
- «Вы меня заколебали»…
- Женская грудь, которая еще и смотрит на нас печально, с таким задумчивым видом…
- Ну, вы представляете, что делают с обладательницей такой груди?! У нее тяжелая жизнь.
- Хотя цветовое решение говорит о каком-то общем оптимизме, нет?
- Конечно. Помните, когда-то была модная пьеса, теперь забытая «Оптимистическая трагедия»? Всеволода Вишневского.
- Конечно, замечательные актрисы играли главную роль, чудные женщины, которые вынуждены были играть роль практически бесполой комиссарши….
- Ну вот, это и есть оптимистическая трагедия. С одной стороны, очень красивая грудь, я большой поклонник больших и красивых грудей, с другой стороны…- неизбежные проблемы, от этого возникающие…
- Это ведь вообще связано с красотой в окружающем нас мире – красоте тяжело…
- Да, красоте тяжело, хотя все повторяют, как сумасшедшие – красота спасет мир, красота спасет мир…А как только рождается красивая женщина, вообще – что-то красивое – моментально обгадят…
- С чем это связано?
- Это связано с ревностью, с завистью…
- С желанием ценник навесить?
- Нет. Не ценник навесить, а с желанием усреднить, низвести до среднего уровня. С другой стороны, красота – это норма, просто в результате нашей жизни мы становимся не такими красивыми. Если жизнь неправильная. И нужны специальные усилия. Вот для этого и нужно раскачивать грудь…Сложно, да? Круто я сказал?! Если качать красивую грудь…
- В соответствующем направлении…
- То все будет окей…
- В правильном ритме если…
- Плавно, нежно… то все случится.
- Отлично…это правильный алгоритм такой сочинился.
- Это девиз нашего пленера.
- То есть это тот самый объект, найти который и было задачей проекте «Траектория»?
- Я существовал в довольно жестких временных рамках, потому что у меня позавчера закончилась школа, которую я вел в Херсонесе, и у меня на все про все оставался один день. Я, правда, придумал это там, - приехал сюда на один день, посмотрел конструкцию. А поскольку я дизайнер, я спланировал буквально по часам работу – к краске добавляются белила… Здесь есть определенная система – два цвета, три цвета, и одна краска переходит в другую…
- Цвет работает так же, как объем?
- Цветовое тут минимальное вмешательство, потому что форма уже многое сделала, многое задала… Нужно было только ее проявить. Интересная задача – то что Игорь (Ступаченко) придумал, - это такой вызов всем. Потому что все привыкли работать на чистом пространстве. А здесь – несколько форм – они и подобные, и разные, такие…достаточно классические. С одной стороны – трудно очень, с другой –это такие новые композиционные … как бы сказать… формальные задачи, связанные с употреблением материала. Потому что есть три плана, один из которых подвижный. Мне было очень интересно.
- Евгений, давайте еще о нынешнем пленере поговорим. Этот пленер - новый, со своей собственной целью, задачей, в новом месте, что всегда новое начало обозначает. И все- таки, благодаря участникам, он воспринимается как некое продолжение гурзуфских пленеров – по духу, во всяком случае…
- Я участвовал во всех пленерах, так случилось, что я был среди нескольких человек, которые гурзуфские пленеры определяли – так случилось. Прежде всего, и гурзуфские пленеры, и этот отличаются тем, что это не пленеры живописные. Вы прекрасно знаете, как это выглядит обычно – все приезжают, пишут картинки, оставляют устроителям оговоренное количество, и уезжают. И первый гурзуфский пленер начался так же, но потом мы собрались, и, поскольку я дизайнер, и дизайн, и экспозиционное искусство , и театр – моя основная профессия, то показалось… Что пленер ничем не кончился- вынесли картинки, поставили в парке, к деревьям прислонив – и разошлись. Хотелось окончания, точки какой-то. Начали думать и придумали такую экспозицию – в форме раздевалок. Я заказал восемь планшетов и построил из них раздевалку. Не хотелось мне работы к дереву прислонять. Потому что для меня экспозиция так же важна, как и сама работа. В следующем году мы уже сделали эти «раздевалки» для всех.
Следующая экспозция была, на мой взгляд, самая интересная – проект Игоря Ступаченко «На воде», когда мы писали оговоренные форматы. Это замечательный проект ыл, жаль только, что наш спонсор денег пожалел и все это реализованное был не на должном уровне. Потом были еще пленеры, - был такой, когда мы на стенах Гурзуфа свои работы развешивали…
Таким образом, эти пленеры в корне отличаются от обычных, - проектные пленеры! И душой всего этого была Олеся Авраменко, а мы ей по мере сил помогали. Мы – Игорь Ступаченко с Леной (Еленой Бабенцовой), я, в какой-то степени, Друганов. Быле еще Толя Криволап – почти на всех пленерах. На некоторых пленерах был замечательный художник Тиберий Сильваши, Животков был…Были сильные художники! А если еще сильную живопись экспонируют интересно! И мы хотели продолжать. Прежде всего – Леся. И для меня это очень интересно, несмотря на то, что я необычайно занят в Москве, очень много преподаю, у меня своя собственная школа, и работа за границей, я считаю обязательным свое участие здесь, потому что мне здесь очень интересно.
О Лесе Авраменко, кураторе этого пленера, нужно говорить отдельно. Я с ней давно знаком, более двадцати лет. Помимо того, что она замечательная женщина, она человек уникальный, мастер по части организации подобных пленэров. Работа эта многотрудная, и я в течение многих лет наблюдал, как она это делает. Это особое мастерство.
- Понравилось вам в Календах?
- Очень! И я вижу большой ресурс работы с этим пространством, как дизайнер. Уже понятно, что это такое мощное начало. Надо обязательно интересно все это экспонировать, издать хороший буклет, потому что это – сделано. Уже ясно, что интересно – я смотрел работы. К сожалению, я не был в «Бригантине», в залах, где будет экспозиция, и не буду – я в это время буду уже за границей.
- Слышала, что ваша школа каллиграфия расположена в Несебре. Что это за место?
- Несебр – это такой город, охраняемый ЮНЕСКО, целый город с сорока раннехристианскими храмами изумительными, Византия, VII – IX век… В километре где-то от старого города я купил себе маленькую студию и езжу туда работать. Вожу туда студентов своей школы каллиграфии. А сейчас еще добавилась рекламная школа, для дизайнеров, американская, организованная знаменитым сетевым агентством BeBeDio, в Москве. И теперь будет две школы. Поэтому две школы – тут говорить о каких-то планах невозможно!
- Как вам нынешняя московская жизнь? Столько на общем, казалось бы, свинцовом фоне неожиданных событий!
- Я очень сильно включен во все эти демократические процессы.
- Есть какая-то взаимосвязь между тоталитаризмом и плохим дизайном, нет?
- Да, конечно. Тухлятина проникает во все области жизни. Надо как-то лечиться. Я сейчас включен в это протестное движение, делаю плакаты…
- Но основная ваша работа сейчас – преподавание?
- Да, я преподаю в трех институтах…
- Мы тут с Александром Другановым разговаривали о преподавании. Скажите, чтолюди говорят студентам, помимо собственно профессии? Я лучше всего запомнила то. Что мне говорил мой мастер Евгений Соломонович Колмановский о жизни вообще, это и оказалось самым главным.
- Я с вами согласен. Дело в том, что мое преподавание отличается, конечно, от академического. Моя школа каллиграфии существует уже шестой год. Занимаются там люди, которые уже закончили образование - классический post graduate. Кстати, эти студенты получили образование необязательно художественное. Я не выдаю никакого сертификата. Приходят заниматься люди, потому что я им интересен. Стоит у меня такая зеленая коробочка по размеру тысячерублевой бумажки, и они после занятия кладут туда оговоренную сумму. Если кому-то не понравилось, в следующий раз он может просто не приходить. Есть люди, которые ходят ко мне уже шесть лет. Они стали настоящими профессионалами в каллиграфии, уже зарабатывают этим деньги, проучившись у меня шесть лет, начав с чистого листа.
- Где вы еще преподаете?
- В Высшей академической школе графического дизайна и в филиале британского института дизайна – в Москве открыли филиал.
- И что же вы говорите студентам?
- Когда я иду на занятия, я всякий раз не знаю, что я буду говорить. Иногда я просто говорю со студентами о той книгу, которую читал ночью во время бессонницы. Поэтому никакой программы – вы должны пройти это, это и то, - у нас нет. Я ничего не должен. Это свободный контракт. Я работаю по свободному контракту. Это примерно то, о чем вы говорите – разговоры за жизнь.
- Но программа же все равно существует?
- Нет, она существует, разговоры за жизнь происходят на фоне профессиональных дел, но – говорю только о фундаментальных вещах. Поскольку я преподаю каллиграфию, а каллиграфия – это рисование. На мое аккаунте в facebook я ежедневно публикую новый рисунок – каждый день, уже в течение нескольких лет. Это рисунок обнаженной модели. Я рисую раз в неделю, со студентами – организовал в Москве такую студию, рисуем обнаженную натуру. Это такое специфическое, каллиграфическое рисование, такое быстрое. За сеанс рисую примерно двадцать моделей, отбираю семь рисунков, и по дням, как календарь, разбиваю – до следующей недели. Таким образом, я все делаю вместе со студентами. Это их очень впечатляет – любое задание, которое я даю, исполняю вместе со студентами. И они видят этот зазор – между тем, что они умеют, и тем что умею я. И тогда каждое мое слово имеет уже другой вес. Тем более. – не секрет, что часто преподают те, кто не всегда может подкрепить свои слова работами.
Причем преподавание для меня чрезвычайно интересно. В последнее время я ловлю себя на том, что я иногда больше получаю от преподавания, чем от собственной работы. Хотя – тот вызов, который для меня был на этом пленере – за день сделать работу – меня чрезвычайно вдохновил. Если бы я делал эту работу десять дней, может быть, мне был бы менее интересно!
- Хочется дурацкий вопрос задать, извините – почему все-таки обнаженная модель? Это главная штудия, такая главная учебная задача – обнаженная натура?
- Я считаю, что художник должен быть в форме, как спортсмен. В форме себя художник может только одним способом - работая каждый день. А я не знаю лучшего тренажа, чем рисование женской обнаженной модели – я для себя это выбрал.
- Это ведь классический подход…
- Да, это классический подход, и я считаю, что классического образования не хватает, хотя – вы видите, что меня нельзя упрекнуть в ортодоксальности, все равно – я считаю, что фундаментом должно быть натурное рисование. Обязательно.
- То есть прежнее фундаментальное образование, с гипсами в течение первого курса, анатомией и прочим – это правильно?
- Не знаю, так ли надо рисовать, как рисовали в советское время, а главное – то ли надо говорить во время этого рисования, но… Я преподавал в Стокгольме, Берлине, и, конечно, их студенты, с их умозрительным подходом, очень техничны. Но ничего – ничего не может заменить натурного рисования и композиции. Сравните то, что нам предлагает природа за окном, и то, что нам предлагает человеческое тело по сравнению с тем, что мы можем извлечь из головы. Мы не в состоянии соревноваться с богом. Как бы мы ни были изощрены, как бы мы обольщались в отношении своего ума и образования, голова художнику только в помощь. Основное – то, что мы видим вокруг и умение перерабатывать это в какие-то другие визуальные образы. Вот, скажем, сидит дизайнер и придумывает знак. Ведь что такое знак?
- Что такое знак?
- Это такое концентрированное, очищенное отношение к реальности. Вот Саша (Александр Друганов) может подтвердить – что делают сейчас художники? Прежде всего – они вообще не рисуют, хватаются за компьютер и начинают кубики-квадратики переставлять, шрифт бросил, подвигал, цвет изменил, в каталог заглянул какой-нибудь, что-то походе нашел… Я сейчас не о плагиате говорю, а о поисках вдохновения. А я, когда должен сделать знак, сажусь на велосипед, и еду в Сокольники. Вот разница в подходе. И пока я знак не нарисую рукой – как я рисую моделей –я к компьютеру не подхожу. Компьютер – только техническое средство. Он не заменяет рисования. Это проблема гуманитарная, философская: когда ты рисуешь, между тобой и твоим продуктом ничего не стоит. Как только ты выбираешь из готового, ты очень многое передоверяешь, становишься композитором реди-мейд форм.
- Почему?
- Потому что современный дизайн - это фотография, шрифт, цветовые плашки, и все это есть в готовом виде в компьютере. Ты берешь, и из этого слепливаешь свою работу, делаешь режиссерскую работу. Но когда ты знак, обложку рисуешь – ты не из кусков составляешь свою работу, а рождаешь ее1 Другой процесс – как из глины лепишь. Это даже другой способ мышления. А поскольку то, чем мы занимаемся – это все-таки пластическое искусство. А пластика не из готовых кусков состоит, из гибкого материала. Ты рождаешь нечто из небытия. Когда я делаю знак- видно, что я его рисовал – птму что он живой, не геометричный. Другой.
- Вот оно, внятное объяснение.
- Поскольку я преподаватель, и мне задают вопросы, я должен объяснять – почему.
- Что сейчас происходит на этом пленере? Происходит изобретение знака – приехали художники, вокруг – природа, и вот с помощью материалов, из своих впечатлений, художники должны создать искомый объект, двигаясь в этой самой заданной «Траектории»?
- Да, но, кроме того, художникам задается система, как кажется, ограничений. У меня, скажем, есть целая серия заданий для студентов, когда я ставлю их в очень жесткие рамки, и эти задания – самые полезные. Например, я даю им очень жесткую модульную систему, чтобы сделать гарнитуру рифта.
Так вот что происходит на этом пленере? Художники приезжают, и, вместо того, чтобы произвольно выбрать формат, они должны работать с такой квадратной штукой, внутри которой овал, и еще одна штука болтается! Казалось бы, свободный художник должен возмутиться – как, я творец!
- Это же интересно – творить внутри рамок.
- Но у нас были и случаи, когда возмущались – скорее из собственных амбиций. Глупость, потому что проверить себя в жестких рамках – самое интересное.
Живопись – это вещь такая, примат творца, а в дизайне нужно выполнять технические задачи.
Тем не менее, внутри всего этого есть большая свобода, если этим владеешь.
Инга ЭСТЕРКИНА, фото Александра ДРУГАНОВА, Виктория ВЕРЕС
• Контакти
