Венеция-2016: Безумие Гая Пирса и «Сафари» Зайдля

Новини кіно • 03 вересня 2016 • Кинопоиск

Веселье, с которого начался Венецианский фестиваль, оказалось обманчивым. Песни и пляски «Ла Ла Лэнда» растворились в слезливой драме, разыгранной Алисией Викандер и Майклом Фассбендером, а затем и вовсе обернулись чередой убийств — в картине Тома Форда, вроде бы романтичном «Франце» Франсуа Озона и откровенно жестоких «Сафари» Ульриха Зайдля и «Преисподней» Мартина Кулховена.

Франсуа Озон, традиционно вызывающий у критиков или восторг или ненависть, на этот раз решил снять фильм о лжи. «В мире, где всех повально интересует правда и честность, мне интересно исследовать природу лжи» — объяснил это режиссер. Действие его картины происходит после Первой мировой войны в Германии. Девушка Анна живет с родителями своего погибшего жениха Франца и однажды встречает возле его могилы молодого француза Адриана. Приняв Адриана за товарища Франца, она приглашает его в дом, и вместе с родителями они слушают рассказы об их крепкой дружбе — прогулках по Лувру и игре на скрипке. Несмотря на то, что Андриан является французом, семья принимает его, видя в нем отражение погибшего Франца, а Анна и вовсе него влюбляется.

«Франц» начался с пьесы Мориса Ростана, которую уже экранизировал в 1932 году Эрнст Любич. Озону понравилась и пьеса, и фильм, но играть в повторы режиссер не хотел, и в итоге воспользовался завязкой, изменив развитие событий. В картине одна ложь провоцирует вторую, и следующую, и еще одну. В итоге главные герои существуют в полувыдуманном мире, где черно-белые кадры сменяют цветные. Жизнелюбивому Озону сложно смириться с однообразием монохрома, поэтому он раскрашивает все радостные моменты и светлые воспоминания, которые зачастую являются не более чем выдумкой.

Изменив развитие событий, Озон отказался и от хэппи-энда в классическом его понимании, который присутствовал в пьесе. Сфокусировавшись на женском персонаже, он отправляет Анну из послевоенной Германии в послевоенную Францию и превращает из романтической барышни, поглощенной своей такой же романтической первой любовью, в настоящую героиню. Если сначала мы видим в ней лишь отражение Франца и их неслучившейся истории, то в итоге Анна становится совершенно самодостаточной, способной сама выбирать себе любимые картины, стихи и даже жизнь.

«Франц»

Несмотря на все печали, жизнь озоновской Анны кажется праздником в сравнении с судьбой героини «Преисподней» Мартина Кулховена. Синопсис обещал нам «ад на земле» — и не обманул. Действие происходит в конце девятнадцатого века на Диком Западе. Молодую женщину (Дакота Фаннинг), живущую со своей семьей и принимающую роды у соседей, преследуют безумный пастырь. Кто он такой и почему он не оставляет ее в покое, нам рассказывают в обратном порядке — вторая глава посвящена юности героини, третья — детству, четвертая возвращает в настоящее время, и вроде как должна принести облегчение, но нет — справедливости от Кулховена ждать не нужно. «Вы не увидели справедливости в моем фильме? — удивляется режиссер. — Тогда пересмотрите его!» «Нет, конечно, никакого торжества справедливости в ленте нет, — противоречит ему Дакота Фаннинг. — Но его там и не должно быть, это реальный мир.

Реальный мир Кулхувена чрезмерно суров и наблюдать за бесконечными страданиями героини действительно тяжело. «Если вы показываете убийство, это не должно выглядеть как развлечение, это должно быть реалистично и вызывать эмоции!» — объясняет свою позицию режиссер. И это действительно выглядит реалистично, как и безумный герой Гая Пирса. Сделав его священником, Кулхувен сводит свои счеты с религией и откровенно об этом говорит: «Я был религиозен раньше, но сейчас нет. Я хотел показать, какую роль религия играет в истории и как она легко может служить оправданием жестокости и даже быть ее первопричиной.»

Изначально «Преисподняя» задумывалась как вестерн, и режиссер, со всей любовью к жанру пытался создать что-то оригинальное, не ходить протоптанными дорожками за брутальными мужчинами, метко стреляющими на скаку. «Проблемы мизогинии и религиозного фанатизма остаются актуальными и в 21 веке» — говорит Мартин и спорить с этим невозможно. И «Преисподняя» вроде как должна была стать гимном женской силы и стойкости, эдаким феминистическим вестерном, но некоторые подробности повествования заставляют заподозрить Кулхувена в женоненавистничестве.

Несмотря на многочисленные смерти, отрезанные языки и кишки, обмотанные вокруг шеи одного из персонажей «Преисподней», самой жестокой лентой в программе пока остается «Сафари» Ульриха Зайдля, доходчиво и красочно объясняющая, почему сафари — никакая не охота, а обычное санкционированное убийство.

«Преисподняя»

Основные собирательные образы документальной картины — образы животных и охотников. Животные — прекрасны и благородны, люди — заурядны и уродливы. Третий образ — это местные жители, которые стали невольными участниками этой странной игры. За камерой — сам автор, казалось бы, отстраненный, но при этом четко обозначающий свою позицию по отношению к происходящему на экране. Сцены убийства животных, подробные до отвращения, сменяются интервью с охотниками, которые вполне обыденно рассуждают о том, какие трофеи им интересны, какое оружие больше нравится и что они чувствуют до и после выстрела. Слова совершенно беспомощны и вторичны, картины смерти красноречивы.

Охотники зачастую даже не стреляют сами, а лишь выбирают жертву, доверяя убийство сопровождающему. Если бы сражение шло на равных, у них не было бы шанса, но при этом они ни на секунду не сомневаются в своем праве на убийство. И самая отвратительная часть процесса — фото на память: голову мертвой антилопы или зебры помещают на камень, рога поливают водой, чтобы блестели, и счастливый «охотник», заплативший немалые деньги за такое развлечение, гордо позирует рядом со своей жертвой. Кульминацией становится убийство жирафа — животное не умирает сразу, а пытается подняться. Его товарищи не уходят, наблюдая издалека за этой агонией. Охотники ждут, чтобы засунуть жирафу в пасть пучок травы и сделать традиционное фото с трофеем.

Чтобы дойти до конца, Зайдль показывает по всех подробностях процесс освежеванная туши — с животного снимают шкуру, вытаскивают кишки, тушу разрубают на части. Для местных жителей это рутинная работа, так же спокойно они обгладывают кости, оставшиеся от «трофея». Их невозмутимость еще больше подчеркивает абсурд происходящего, охоты в стиле 21 века, сутью которой становится фото с тушей, изо рта которой торчит пучок травы.

Останні новини:

• Бокс-офіс США. Скарлетт Йоганссон і динозаври
• Бокс-офіс США. Успішний старт «F1: Фільм»
• Тизер фільму «Буґонія»
• Фільм про Джеймса Бонда знайшов режисера