В запорожском театре бегали «За двумя зайцами». Ни одного не поймали

20 листопада 2017 • Театри • коментарів: 0

Случилось так, что я посетила спектакль музыкально-драматического театра имени Владимира Магара «За двумя зайцами». В основу спектакля лег текст пьесы авторства почтенного театрального деятеля Михаила Старицкого, который знаменит тем, кроме всего прочего, что организовал первую профессиональную украинскую труппу – это раз, и два – адаптировал несколько громоздкую комедию Ивана Нечуй-Левицкого «На Кожумяках», назвав ее «За двумя зайцами».

Режиссер магаровской премьеры, главный режиссер театра Татьяна Лещева взяла в работу одну из самых популярных пьес отечественного репертуара, к тому же – прославленную до небес знаменитым телефильмом с гениальным Олегом Борисовым в главной роли и целым созвездием – во всех прочих. К тому же не стоит забывать и известный спектакль 80-го года Киевского Молодежного театра в постановке Виктора Шулакова [600 спектаклей, слава до небес, и так далее].

Зачем я об этом вспоминаю в преамбуле к заметкам о премьере нынешнего сезона Театра имени Магара?

Объяснюсь.

В свое время и Виктору Шулякову брать в работу «За двумя зайцами» не советовали – фильм не переплюнуть. Но Шуляков осмелился и выиграл. Значит, режиссер, который берет в работу «За двумя зайцами», должен быть и весьма дерзким и уверенным профессионалом, и очень-очень хорошо знать, почему он берется за эту пьесу.

Потому что пьеса-то сама по себе, с одной стороны, пустяк и водевиль, с другой стороны – отличная антрепризная вещь, которая предоставляет актеру всю палитру возможностей для чего угодно – и дуракаваляния, и трагедии. –Антрепризная - значит, созданная в те времена, когда режиссером мог быть любой импресарио, или опытный актер, или руководитель труппы – да кто угодно, лишь бы проследил за тем, чтобы актеры на сцене не сталкивались лбами. В те времена вопрос «зачем» на театре решался просто, ясно и понятно – актер решает «как», «зачем» решает драматург, поэтому хорошо бы этот драматург знал театр изнутри, чтобы актеру было удобно делать «как».

Сейчас у нас на дворе 2017 год. Мы живем вот уже больше века во времена режиссерского театра. Существует понятие авторской интерпретации, существует диктат режиссера, который может любой материал вывернуть наизнанку или поставить с ног на голову. Это его право, режиссера.

Режиссер решает сверхзадачу сначала для себя – потому что это очень личная область, все годы образования, человеческого опыта, вся интуиция, весь талант, вся мораль, подсказывает режиссеру сверхзадачу. А уж потом режиссер, и даже Режиссер, используя актеров, сцену и все, что нужно, решит эту сверхзадачу визуально и вербально, задаст нам все вопросы, и ответит на некоторые сразу, а некоторые – вобьет нам, зрителям, в голову, и заставит на них отвечать нас. Причем – довольно долгое время после просмотра.

На всякий случай приведу цитату: “Сверхзадача – термин, введенный К. С. Станиславским для обозначения той главной цели, ради которой создается пьеса, актерский образ или ставится спектакль…

По сути, «сверхзадачей» является режиссерский замысел – индивидуальное толкование главной идеи произведения, той цели, ради которой оно было написано, или собственная цель режиссера, иногда отличная от авторской, в любом случае – та общая задача, ради которой произведение ставится на сцене”. «Википедия», всего-то на всего.

На всякий случай нужно напомнить, что существующий в голове режиссера замысел на театре доносится до зрителей с помощью визуального ряда: мы сидим рядами перед сценой, мы смотрим на сцену, мы делаем выводы на основании увиденного.

Во время просмотра спектакля Театра имени Владимира Магара по вышеупомянутой пьесе я честно пыталась уловить замысел режиссера, понять, в чем он заключается, в чем состоит сверхзадача.

В телесюжете, который мне удалось увидеть, где режиссера Татьяну Лещеву спрашивали о ее замысле, она сообщила о том, что своей целью ставила «осовременивание» классической комедии.

Повторю – замысел режиссера может быть абсолютно любым. Если режиссер сможет доказать свое право на ту или иную трактовку. Помните – как в том анекдоте, известном даже тем, кто фамилию «Станиславский» знает только из этого самого анекдота про “Не верю!”. Ну, или “Верю!”

Проблема в том, что я вообще не смогла понять, что режиссер хотела всем этим сказать. Художник-постановщик в прояснении вопроса отнюдь не помогла.

Во-первых, я бы предложила кому-то компетентному оценить спектакль с точки зрения цветоведения. Потому что цветовые сочетания в оформлении спектакля нельзя назвать ни агрессивными, ни нелепыми, ни кричащими – любое прилагательное означало бы, что у визуального ряда есть характер, что он что-то выражает.

Но такой вывод сделать невозможно – потому что костюм, одежда сцены, декорации не носят никакого характера. К концу первого действия начинаешь подозревать, что спектакль сделали «на подборе» - причем подбирали все, что плохо лежит. Опять же, костюмы не носят ни характер современный, ни исторический. Потому что современный костюм выражает современность. Эти костюмы современность не выражают, нет ни одной приметы сегодняшнего дня. Скорее костюмы и декорации напоминают какой-то смутный сборный «музыкально-драматический» невнятный строй. Как если бы наскоро подобрали то, что осталось от целого ряда таких же опереточных театральных «покойников».

Актерская игра? Но позвольте – как же оценивать игру, когда нечего играть? Как будто актеры вышли на сцену, как в самодеятельности, ради самого процессы хождения по сцене и произнесения некоего текста. Поэтому актеры делают что могут – прежде всего громко кричат, кривляются [никакой другой глагол на ум не приходит]… Хочется написать “ломают комедию”… Но нельзя – потому что выражение «ломают комедию» используют, когда играют искрометные фарсы, обнажают остов ремесла, приоткрывают профессиональную кухню. А тут как будто просто стараются изо всех сил вызвать смеховую реакцию зрительного зала.

Что такое спектакль? Некий процесс, в течение которого с персонажами происходят некие преобразования, грубо говоря – персонажи выходят из этого процесса, переживая те или иные пертурбации, изменившимися. Задача режиссера – сделать так, чтобы этот процесс вовлек в свое течение зрителя, и чтобы зритель сопереживая персонажам, пережил те или иные состояния вместе с актерами.

Что я переживала во время спектакля? Ощущение длительного дежавю: знакомый текст влачился кое-как, действие топталось на месте, то замедляясь вне логики пьесы, то ускоряясь, опять же вне логики пьесы. Актеры передвигались по сцене туда и сюда, вне логики пьесы, мизансцены носили случайный, хаотический характер.

Да полно – возможно, режиссер добивалась именно этого эффекта, выстраивая абсурдный мир? Однако самый абсурдный мир все же выстраивается, и визуальный ряд дает понять, что автор спектакля, режиссер, добивается именно этого эффекта. Однако из визуального ряда сделать такой вывод не представляется возможным, и единственные сравнения, которые приходят на ум: неряшливость, случайность, неточность, непереваренная каша.

Кстати, из некоторых «находок» режиссера можно сделать вывод, что он как будто не понимает самого текста пьесы. Например, из этого рефрена про «зайчика»: и никакая логика не может подсказать, что тут делают торчащие заячьи уши. Кто тут зайцы?! Если по Старицкому – то упущенные Свиридом девушки, «за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь». Или это Свирид – зайчик? А почему?

Режиссер свободен в своих трактовках, если он создаст художественную правду, и – главное – убедит зрителя.

Я убедилась в том, что режиссер, судя по всему, театральный текст не понял – ни его логику, ни его природу, ни его историческую достоверность, ни его накопленную годами блестящих постановок театральную правду, вес материала, размятого поколениями актеров.

«За двумя зайцами» в постановке Татьяны Лещевой – спектакль без культурного бекгарунда, лишенный профессионального костяка в виде простого и логичного театрального ремесла.

Недаром для того, чтобы честно попытаться проанализировать постановку, пришлось обращаться к азбуке этого самого ремесла.

Жаль только некоторые актерские работы – в спектакле опытного режиссера они вполне могли бы состояться.

Оправданием этому спектаклю в репертуаре театра может быть только необходимость заполнить графу «комедия».

Но почему именно эта? Пьеса, что ли, стояла на полке первой?

Инга ЭСТЕРКИНА, театровед

Источник: mig.com.ua